Рассказики...

Когда-то я вел ЖЖ — он назывался Obzornik. О чем он был — дело десятое — как нибудь потом напишу, другое дело, что проект закрыт, а материалы остались. Вот и хочу, раз уж такое дело, все-таки выложить тут мини-излияния, которые были опубликованы в том ЖЖ. Сразу скажу, что эти материалы там были из разряда «оффтоп» — то есть, не по основной тематике журнала (о которой можно начать догадываться по его названию).

* * *

В маленькой тесной квартирке тихо. На стене еле-слышно тикают часы. Тихо посапывая, на кровати мирным сном спит урод. Ему не так-то легко живется на свете – из-за его горба на него косо смотрят дети; из-за его перекошенного носа, который дышит лишь на одну ноздрю, от него отводят взгляд взрослые; из-за его маленького роста и хрупкого телосложения его очень часто никто не замечает. Весь мир делает вид, что его не существует, потому что он — урод.

Всю свою недолгую жизнь, — всего лишь 23 года, — ему приходилось мириться с тем, что он… такой, какой он есть. Ему приходилось учиться держать ложку и вилку четырехпалой рукой, носить очки с сильными линзами, привыкать к постоянному ношению теперь уже старой и потертой бейсболки с надписью «Hollywood», чтобы закрыть лысеющую голову… и самое трудное для него было привыкнуть к тому, что он существовал один в этом холодном и пустом мире, где есть только боль и отвращение.

Он не мог с этим мириться.

Не мог.

Не мог…

до сегодняшнего дня…

Нет, сегодня все кончено. Сегодня он спит спокойно. Сегодня ему первый раз в его жизни снится цветной сон. Сегодня в его мире стало тепло и светло. Сегодня ушла боль и ушла ненависть. Сегодня, наконец, и в его мире на место холодной луны взошло яркое летнее солнце. Сегодня он встретил ту, которая согрела его мир. Ту, чей мир он согрел. Ту, вместе с которой они пройдут до конца.

Не думайте, что она была красавицей: у нее не было обеих ног, точнее, они были, но неразвиты – она передвигалась только на инвалидной коляске; она также носила очки с сильными линзами, у нее была неразвита нижняя челюсть, почти не содержавшая зубов, у нее были сросшиеся позвонки — с девятого по двенадцатый. Она тоже была уродом. Для всего Большого мира, Правильного и Справедливого мира.

Но урод знал то, чего не знал тот Большой мир: он знал то, что должен был знать только он один. Он знал то, что теперь грело его маленький мир: он встретил самую прекрасную женщину на всем свете; она, единственно красивая, полюбила его также сильно, как и он полюбил ее. Когда они были вместе, он чувствовал, что счастлив. Он ощущал себя и ее двумя маленькими облачками, летящими высоко-высоко над Землей – на той высоте, на которой нет боли, страданий, уродства. Где есть горячее солнце и любовь.

И, неловко повернувшись, он улыбнулся во сне кривой счастливой улыбкой: он любит самую прекрасную женщину на свете, и самая прекрасная женщина на свете любит его.

19. 06. 2003

В духе Паоло Коэльо

— Вставай! — Настойчиво потребовал голос из середины груди.

— Куда? Я же ем… — не понял человек.

— Доедаешь — последняя ложка, — а затем — вставай и иди. Ты возьмешь свою кисть и будешь писать то, о чем я хочу тебе поведать.

— Я же не художник…

— Человек! — Явная насмешка бесстрастного обладателя этого голоса. — Это же не тебе решать. Я знаю: «Я никогда не держал в руках кисть». Неужто тебе не понятно? Нет разницы между художником и поэтом, писателем и композитором, фотографом и скульптором?

— Я не…

— «Поэзия живописи», «картина, созданная писателем», «музыкальный портрет» — музыка, живопись, скульптура, поэзия — это же языки! Языки, которыми я общаюсь с вами. Языки, на которых некоторые из вас умеют говорить и многие могут читать… так или иначе. Они выражают одно. Искусство, настоящее искусство, — это правда. Правда об окружающем, — о солнце и луне, земле и воде, жизни и смерти. Что живет в веках? Что заставляет сердце трепетать, при мимолетном взгляде? От чего перехватывает дыхание при единственном звуке? Что заставляет мгновенно почувствовать горечь и сладу, едва прикоснувшись? Правда. Правда, человек! Правда, которую вы все так умело скрываете друг от друга и от себя.

С чего все начинается? В чем причина лжи? Она мягче, легче, теплее… Правда — обжигает или леденит душу, режет сердце, разбивает розовые очки, которые с таким удовольствием вы все носите на своих коротких носах, дальше которых не видите!

Правда может оставить человека ни с чем. Она не гарантирует того, что гарантирует ложь. Идущий об руку с ней чаще всего идет один, если не находит тех, кто будет сопровождать его на этом нелегком пути. Тех, кто в трудную минуту помимо своего креста взвалит на свою спину и спутника с его крестом.

Правда — это путь. Судьба — это крест.

Ложь проникает в уши — правда рвет душу, переворачивая все внутри. Правда не может вызывать только радость или горечь, ибо истина — не субъективна. Ложь — может, ибо для каждого — она своя.

Вы смотрите на звезды и ощущаете правду — вы никто в этом огромном пространстве. Вы опускаете глаза вниз и принимаете ложь: «Я играю важную роль».

Что есть время? Время — это великая река, текущая по порогам вечности.

Что есть жизнь? Та самая жизнь, о которой так много говорят? Бумажная флотилия лодочек, которые чья-то невидимая река спускает вниз по течению.

Что есть люди? Те самые лодочки, плывущие по реке, несомые ею в единственном направлении — вниз по течению.

Что есть судьба? Судьба — это дно реки. Оно определяет бурлит ли в этом месте река или течет спокойно и размеренно.

Что есть вечность? Это побережье реки. То, куда стремятся многие, но достигают единицы.

Люди смотрят вперед, ища вечность там, не догадываясь оглядеться по сторонам. Глупое большинство стремится вперед, думая, что там оно найдет покой, не замечая, что бумага, из которой сделано их суденышко, промокает с каждой минутой всё больше и больше и лодочка дает всё большую осадку. Рано или поздно встречается мель, на которой они оседают и еще какое-то время остальные могут их созерцать, пока вода окончательно не размочит бумагу, превратив ее в непонятную и никому неизвестную, постепенно смываемую водой с камня массу. Другие – просто тонут, опускаясь на дно. И через мгновенье уже никто не видит их.

Есть и такие, кто пытается плыть против течения, не зная, чего они хотят от тех вод, которые миновали. Эти тонут еще быстрее, сгорая в буре собственных противоречивых чувств.

Но есть и такие, кто, плывя по течению, способен увидеть то, чего не видят другие. Берег. Они пытаются рассказать другим: «Там есть берег, плывем со мной!» Одни кивают и говорят: «Да, это хорошо, но это слишком хорошо, а цена слишком велика — придется сопротивляться течению… да и дно неизвестно»… как будто они знают дно, которое находится под ними сейчас… другие говорят: «Оставьте его — он сошел с ума».

И если тем, кто узрел правду, дном позволено добраться до суши, то они, с позволения и реки, — если не промокнут, — это сделают. Они будут там — на берегу. Вне реки. Вне дна. Видимые сквозь дымку утреннего тумана всеми теми, кто, проплывая мимо, захочет увидеть, услышать, узнать.

— И что же? — спросил человек. — Если я сяду и напишу то, о чем ты говоришь, я буду в вечности?

— Я говорю тебе о правде. Говорю тебе правду. Такую, какая она есть. Я не гарантирую тебе ничего. Я предлагаю путь, — отвечал голос.

— Но по телевизору интересный фильм — я хотел бы его посмотреть — он будет лишь один раз…

— Индустрия развлечений, — горько усмехнулся бесстрастный голос. — Вот что подменяет правду. В старинные века это были пиры и гладиаторские бои. Теперь — телевизор и дискотеки. Всю свою энергию вы тратите впустую… вы выплескиваете ее наружу, не замечая, как проскакиваете очередной порог, едва не коснувшись дна…

— Дно! Река! Бред! А если ты вообще нереален? Если нет тебя? А, голос? Если это просто мое воображение? Что тогда? Ответь!

Но голос замолчал…

— Ответь! — закричал человек — его вены вздулись на шее и висках.

Но голос замолчал… навсегда…

«Да нет,» — подумал человек. — «Не замолчал — просто не было его»

И счастливо улыбнувшись, он включил телевизор и лег на диван.

26.10.2005

* * *

Упасть и разбиться… парить, обжигая крылья и сжигая сердце до тла… бежать, взрывая мосты за спиной…

Стремительно проноситься сквозь прозрачную пелену времени, так сковывающего нас в этих серых буднях жизни, навстречу ярким краскам цветных минут, жить в них, вне бесцветных листков календаря. Сокрушать стены, приближаясь на миллиметр, опустошать реки и моря, взлетая над пожухлой травой, направлять ветра, стремясь на долю секунды увидеть теплое цветное сияние того дня, той секунды, что придает смысл всей этой давным-давно выцветшей пленке со старым-престарым фильмом под названем Жизнь.

Тот, кто способен. Тот, кто не сдается. Тот, кто знает, что во всей этой бессмыслице заложена капля великой мысли, имеющей значение, придающей значение… Тот, кто чувствует, как в близкой душе прорастает Роза… Тот, кто знает, что значит любить, тот не боится сгорать, падать, тонуть, зная, что только так закаляется сталь… только так познается жизнь…только одно имеет значение…

1.02.2006

Ночные фонари

Посвящается Лене, the Girl out of My Dreams. © Modern Talking

Однажды Чжуань-Цзы приснился сон, что он бабочка. В это же время бабочке приснился сон, что она Чжуань-Цзы. Проснулся Чжуань-Цзы и не может понять - или он человек, которому приснилось, что он бабочка, или он бабочка, которой снится, что она человек.

Конфуций

Он сидел и смотрел через слегка запотевшее стекло дверцы такси на проносящиеся мимо автомобили. Влага на стекле придавала всей улице несколько сюрреалистический вид, — казалось, будто он внезапно стал участником своеобразного балета света, — грациозного, и, пожалуй, величественного… Да, именно такое слово пришло ему на ум — «величественного». Что-то было в этом движении автомобилей людей, спешащих домой (или куда там им всегда надо), уличных фонарей, проносившихся мимо, бликов от мокрой дороги, оградительных сооружений, знаков дорожного движения, баннеров, растянутых повсюду… Первый раз за всю свою «сложившуюся и удачную» жизнь, он увидел в этой повседневности что-то новое. Быть может, причиной всему было влажное стекло, на которое снаружи уже начали налипать первые снежинки. А, может, мысли, которые его не отпускали…

Он смотрел сквозь эти пятна света, вглядывался куда-то вдаль, туда, где начал проступать до боли знакомый силуэт. Каждый раз он видел его впервые, но безошибочно мог сказать, кому он принадлежит. Это была девушка. Он знал ее имя, которое ото всех держал в тайне, и, пожалуй, это было все, что он знал о ней точно.

Снег пошел сильнее. Оседая на стеклах автомобиля, он медленно таял, отчего улица превратилась в фейерверк красок и бликов света. Эти блики как нельзя лучше вернули его в тот сон — тот самый, где они встретились. Встретились, чтобы расстаться… Чудесный и незабываемый момент — на миг их души, судьбы, жизни — такие, казалось бы, прочные и устоявшиеся, — соприкоснулись, сделав непредсказуемый, практически незаметный поворот в своем движении. А вдруг, где-нибудь далеко-далеко от этого города красок и ночных фонарей, есть дом, в котором спит эта девушка, по имени, которое он никому не называл? Или ее вообще не существует? Но, боги, он отдал бы все, чтобы продлить этот сон! Или сделать хоть что-нибудь, что приблизило бы его к ней… не на миг — навсегда!..

— 180 рублей. Приехали, — равнодушный и так неуместный здесь голос таксиста вывел его из забытья. Долгожданный силуэт снова пропал. Осталась ли хоть малейшая надежда на то, что он когда-нибудь снова увидит ее? Пусть во сне! Ему это было просто необходимо.

— Вот, держите. Спасибо, — он сунул две сотенные купюры в руку водителя и поспешно вышел из машины — ему не хотелось больше ни вопросов, ни диалогов.

Он медленно поднял глаза. И правда — его дом, его подъезд. Но почему же он кажется сейчас таким чужим?! Почему ему не хочется возвращаться в свою «реальную сложившуюся жизнь», где у него было все, чем, по мнению общества, должен обладать человек в 35 лет.

— 35 лет… Хех… Мечтать о Ехо уже поздно… — горько усмехнулся он, и медленно направился ко входу в подъезд, доставая ключи. И лишь на секунду он замер, закрыв глаза. — А, может, все-таки, бабочка? — облачко пара сорвалось с его губ и растаяло в ночной мгле.

4.10.2008